Оригинал рецензии на сайте Independent

БОЛЬШОЙ ХРАНИТ ВЕРНОСТЬ КЛАССИЧЕСКИМ ТРАДИЦИЯМ

"Independent" — 10 августа 2013
Клиффорд Бишоп

Высоко интеллектуальный танец принцессы Авроры и ослепительное лётное мастерство ее спасителя-Принца поднимают классику на особую высоту.

Если массовое религиозное сознание приходит к поклонению Х Factor (прим. переводчика – популярное музыкальное телешоу), то для элиты примером такого опиума вполне может считаться «Спящая Красавица» с ее 120-летней историей. Каждое поколение, каждый великий театр ставит «Красавицу», дабы успокоить свои тревоги и обеспечить себе блестящее и, что еще важнее, привычное будущее.

Исходная версия Чайковского и Петипа, поставленная в Петербурге, оживляет дух великолепия Франции 17 века – времени правления Короля-Солнце, (Луи XIV) – с целью заверить зрителей в том, что династия Романовых продолжится во благо России, несмотря ни на какие системные сбои, вроде относительно недавнего террористического убийства царя Александра II. Послевоенная постановка в Ковент-Гардне провозгласила конец невзгодам и начало возрождения империи, над которой никогда не зайдет солнце. А теперь, весь в пробоинах от внутренней борьбы за власть, в то время как один из его артистов заключен под стражу (прим. переводчика – имеется в виду Павел Дмитириченко), гендиректор уволен по звонку сверху (без права на возражение), а худрук ослеп в результате кислотной атаки, Большой снаряжает в заграничное плаванье балет безмятежной благопристойности, в котором очень мало раздоров и травли. И правящие силы Большого могли бы спать спокойно, обладай «Спящая красавица» лучшей репутацией в качестве типстера.

Поставленная одним из почитаемых экс-тиранов Большого, Юрием Григоровичем, к открытию театра в 2011 после его проблемного шестилетнего ремонта, эта благовоспитанная «Красавица» до сих пор ни разу не выезжала за границу. Первый акт как нельзя лучше припудривает мозг зрителю, привыкшему видеть больше живой энергии от гастролирующих трупп из России. По общему признанию, декорации итальянца Эцио Фриджерио с их витыми колоннами из золота и алебастра можно было бы назвать «мечтой грабителя», да и костюмы, пошитые, Франкой Скуарчапино затмили бы даже блескучего Либераче, зря только она нахлобучила на многих артистов эту унылую несуразицу из страусиных перьев (бедный старина Голубая Птица стал походить на Орвилльскую матушку-пенсионерку). Но вот сама хореография выглядит стесненной на фоне такого изобилия.

Феи, принесшие свои дары малютке-Авроре явно стесняются, за исключением одних лишь феи Резвости Анастасии Сташкевич, которая разразилась танцем, словно вундеркинд из театрального училища, объевшийся сладостей (прим. переводчика — дословно «заряженный энергией углеводов»), и феи Смелости Анны Тихомировой, которая показала, что значит рваться на свободу (прим. переводчика — дословно «вырываться из ошейника»). Злобная Карабос Алексея Лопаревича как нельзя лучше вышагивала и кралась в стиле прогоните-меня-прочь-прямо-сейчас, выгибая поясницу то назад, то вперед, но не было никаких трюков с возникновением из-под земли (прим. переводчика — имеется в виду лифт под сценой) или фейерверков, и только сценический дым от сухого льда хоть как-то подыграл пантомиме этой злобной дамы.

Екатерина Крысанова придает своей отрочице-Авроре образ зеленой юницы – ее ноги вытягиваются в первых арабесках словно проростки лозы, ищущие опоры, а ее плечи постепенно выезжают вверх из глубокой посадки, которая требуется по классическим канонам, – так что по мере исполнения своего дьявольски трудного Розового Адажио она по-настоящему расцветает (как распускающийся бутон). Многие балерины, знающие, что Розовое Адажио является проверочным тестом их мастерства, выкладывают к его концу всё, на что способны. Крысанова же немного попридерживает себя до свадебных празднований, что подчеркивает ее балеринскую зрелость, — и даже тогда не создается впечатления, что в танце она стремится выйти за собственные рамки.

В таких конкурентноспособных труппах как труппа Большого, танцовщики высшего ранга должны испытывать большой соблазн превзойти всех соперников. Но Крысанова этому соблазну не поддается. Редко кто еще столь искусно показывает, что все па Авроры – а в балете это качества характера принцессы – являются дарами тех самых фей, что посетили церемонию в честь ее рождения. Крысанова описала характер своей героини с восхищающей тонкостью. Просто оттого, что в таком исполнении не было показного блеска и напускной крупномасштабности, не было стремления произвести эффект во что бы то ни было, – в нем не особо чувствовался Большой.

Если обычный подход Григоровича к балетам в этой постановке приглушен, то на образе принца, нередко довольно унылом (прибывающем в подавленном состоянии духа), он все же поставил свое фирменное клеймо мужественности, – не без помощи жизнерадостного Артема Овчаренко – танцовщика, который на сцене не столько прыгает, сколько, кажется, серфингует на гребнях невидимых воздушных волн и бурунов. Одного такого выступления Овчаренко вполне достаточно, чтобы закрыть глаза на все повествовательные несуразности этого спектакля, как то заросший замок, просматривающийся сразу за спиной принца еще до того как у того возникает первое видение Авроры (как будто принцесса ждала его все это время за спинкой дивана). И есть нечто вызывающее мурашки в том, что в момент пробуждения Авроры весь двор оказывается уже разодетым в свежие манжеты, оборочки и напудренные парики, как будто кто-то регулярно прокрадывался во дворец, чтобы поднярядить их уподобившееся куклам тела. Впрочем, нам не следует искать логику в опиуме сказки. Как не следует делать ставок и на то, куда направится Большой в будущем.

Фото © Давид Махатели — 5 августа 2013 из Ковент Гардена, Лондон

Перевод © Алексей Яковлев